драббл №6

[RysNat]

АПД Посту с драбблами к бинго, а то в тот пост уже не помещается. Больше 5 тыс слов.: Хрупкий (на клетку "забота о здоровье")

Когда открывается шлюз, Питер выбегает из корабля Стражей первым и ищет глазами фигуру Тони. И теряется, не находя его. Замедляется, всматривается в лица встречающих и, когда тот выходит вперед, на секунду изумленно распахивает глаза, сразу же справляясь с собой, но знает: Тони заметил. Заметил его замешательство, его взгляд, метнувшийся от четко выделяющихся косточек ключиц, виднеющихся в вороте незнакомого костюма-поддоспешника, к заострившимся скулам и совершенно седой шевелюре.

Только в этот момент Питер понимает, что прошло пять лет. Ему, конечно же, об этом сказали: забирать своих однокашников прилетели Ракета и Грут, они же, по заданию Тони, и привезли его на Землю. Но одно дело слышать, что для тебя прошло мгновение, а во всем мире — пять лет, а совсем другое — видеть. Видеть Тони, ставшего за это время совсем другим: тонким, изящным… хрупким. Когда Питер обнимает его, кажется, что Тони сам сейчас рассыплется в его руках и осядет кучкой песка у носков его кроссовок. Поэтому Питер старается быть осторожным, когда, аккуратно дозируя силу, проводит ладонями по худой спине и торчащим лопаткам.

— Ну-ну, карапуз, у меня, конечно, не было времени на тренажерный зал, но я не хрустальный, — пытается шутить Тони, и Питер сглатывает комок в горле, усилием воли заставляя себя ничего не говорить, потому что Тони сразу поймет, как ему жаль.

Судя по его виду, времени у него не было не только на тренажерный зал, но и на еду и сон. Но он все равно красивый, даже красивее, чем был утром. То есть тем утром. Ему неожиданно идет седина и худоба. Он не выглядит болезненным, и, то ли он красит волосы, то ли просто так получилось, но его новый цвет волос — седые виски и чуть отливающая в желтизну макушка — ему безумно идет. Тони вообще из тех людей, кому идет что угодно.

Питер любуется им и не может найти слов, чтобы выразить все, что он чувствует.

Все свое сожаление, что по прихоти камня души не мог находится рядом, не мог поддержать Тони, что тому пришлось спасать Питера, и что для Питера так важно, что Тони изменился.

Всю свою любовь. Он слабо помнит, как рассыпался в пепел, но взгляд Тони — больной, неверящий, умоляющий — не забудет никогда.

Все свое желание исправить упущенное. Это больно, это страшно, это невозможно — хоронить любимых. А Тони-то и хоронить нечего было. И Питер полон желания доказать, что он настоящий, что он рядом, что он больше не уйдет.

Глядя на этого нового, трогательно-звонкого Тони, где-то в глубине души Питер хочет, чтобы можно было вернуться в то самое утро, и не увидеть в небе того инопланетного космического корабля.

Он, конечно, понимает, что вернуть время на пять лет назад было бы слишком жестоко к тем, кто за эти пять лет страдал по погибшим, отстраивал себя заново, любил, рождался и умирал. Ракета — Питер все никак не может привыкнуть, что на свете существуют говорящие еноты — успел рассказать, что Тони за эти пять лет умудрился жениться и развестись. Возможно, это было верно: из всех дорогих Тони людей живы — то есть, не развеялись — остались только мисс Поттс и полковник Роудс, а Тони нужна была поддержка.

Не на Роудсе же Тони жениться, верно?
Но Питеру все равно больно было это слышать.

— Послушай, а зачем ты это мне говоришь? — спросил он Ракету после того как тот кратенько рассказал, что с кем произошло, закончив Старком, будто это было не единственное, что Питер хотел знать.

— Скажем так, малолетний ты пиздюк, твой Старк не так ужасен, как все эти шизанутые терранцы, и я не хотел бы, чтобы ему пришлось объяснять тебе, что ты теперь у него… не один Питер.

Это «твой Старк» резануло по ушам. Стало интересно, что же такого случилось за пять лет, чтобы даже незнакомый с Питером инопланетянин, который, казалось, не сильно заморачивался этикой и моралью, решил предупредить его. Они умудрились подружиться с Тони? А почему бы и нет: тот справлялся с кучей разных механизмов и приборов одновременно, при этом прокладывая курс и не прекращая тарахтеть, пересыпая свой рассказ ехидными шуточками и саркастическими замечаниями, а еще он был енотом и киборгом одновременно. В общем, он выглядел как существо, способное, во-первых, заинтересовать Старка само по себе, а, во-вторых, поддерживать с ним беседу на равных. А таких было немного: может быть, доктор Беннер или же доктор Стрэндж. И вот теперь еще Ракета.

Питер не обольщался: он никогда не входил в этот список, хотя их разговоры и нравились им обоим.

Хотя, имея такой выдающийся интеллект, сообщить о том, что у Тони сейчас есть сын, названный Питером, можно бы было как-нибудь и помягче.

Какое же море боли плескалось в Тони, чтобы вообще принять такое решение, чтобы каждый день, улыбаясь сыну, думать о том, что другой Питер, вероятно, навсегда остался на Титане. Оставить при себе вечное напоминание, что того, второго (или первого?) не уберег. Сравнивать их. Ежедневно. Ежечасно.

Тони определенно сумасшедший.

Питер смотрит на него счастливым взглядом и не может выдавить из себя ни слова, и еле-еле сдерживается, чтобы не разреветься.

— Так что, карапуз, я все-таки хрустальный? Или, все же, нет? Может, скажешь чего, а? — Тони расправляет плечи, склоняет голову набок и улыбается. От глаз расходятся морщинки — их определенно стало больше — но в этот момент он так похож на того Тони, которого Питер видел еще пару часов назад, и он наконец-то находит в себе силы, чтобы сказать:

— Привет. Я вернулся.

Неожиданно Тони его снова обнимает, и это и правильно, и немного странно: раньше тот его не баловал объятиями.

— Прости, карапуз, что не встретил. Был немного занят.

***

Питер готов носить Тони на руках, даже если тот будет в броне. Да хоть в халкбастере! А без него и подавно, тем более что сейчас он, наверняка, совсем легкий. Как котенок. По крайней мере, он так выглядит, да и чувства вызывает такие же. Тони вряд ли будет счастлив это услышать, поэтому Питер просто делает все, что может, чтобы хоть как-то сгладить пять лет их разлуки: постоянно находится рядом, даже когда мисс Поттс (она не стала менять фамилию) привозит маленького Пита погостить к папе, играется с тезкой, помогает в мастерской, одновременно поражаясь тому, как далеко ушли технологии. И каждый день, каждую минуту каждой клеточкой тела ощущает, что… что-то не так.

— Паучок, я тебе задолжал разговор, — говорит Тони, садясь напротив него на кухне, и Питер холодеет.

Это глупо, но он надеялся, что раз прошло столько времени, то Тони забудет о том их поцелуе. Он-то, по сути, ничего такого не значил: Питер по глупости включил его в список несбыточных мечт, наравне с «порулить ламборджини», «слетать в космос», «побывать в костюме Железного человека» и «посмотреть на северный полюс». Тупая ерунда, написанная когда-то ночью в приступе саможаления и скрытая ото всех. Как Тони нашел этот список, и, главное, почему решил выполнить те пункты, что были в его власти, Питер не знал. И не хотел знать, на самом деле.

Это был хороший день рождения. Питер как раз смотрел записанную лекцию Тони, когда тот ему позвонил.

— Я тут слышал, что с сегодняшнего дня кое-кто может соблазнять секси-училок*, — весело сказал он. — С этим и поздравляю.

Питер фыркнул и только плотнее прижал телефон к уху.

— Какие планы на этот знаменательный день? — продолжил Тони.

Это заставило Питера немного растеряться. Он никуда не собирался в эту субботу, разве что поужинать с тетей после ее смены, может быть, вечером посмотреть у Нэда какой-нибудь ужастик под попкорн и, если будет желание переводить продукт, бутылочку-две пива. А до этого он собирался посмотреть пару роликов на ютубе, заказать пиццу на дом и почитать интересную книжку. Чем не идеальный план для дня рождения интроверта?

— Ничего особенного, вечером с Мэй собрались в кафе, — Питер говорил это и чувствовал, как где-то внутри загорается огонек предвкушения и надежды: не просто так же мистер Старк звонит и интересуется, у него есть какое-то предложение, правда же?

— Тогда, карапуз, выгляни на улицу.

Питер подошел к окну и осторожно раздвинул жалюзи. Внизу, небрежно-элегантно, как умел только он, опершись о красную — охренительно дорого выглядящую — ламборджини, стоял мистер Старк и улыбался так широко, что было заметно даже с третьего этажа.

Чтобы заглушить совершенно непозволительный человеку целых семнадцати лет визг, Питеру пришлось закрыть рот рукой.

— Слышу, ты в восторге. Я как раз утром купил новую малышку. Ты хочешь опробовать, — мистер Старк в трубке чуть ли не мурлыкал и тон его голоса не содержал даже намека на вопросительную интонацию. — У тебя пять минут на сборы.

Питер не собирался в этом признаваться, но выделенные пять минут он потратил на то, чтобы одеться понеприличнее. В любом случае, даже след от шин этой шикарнейшей тачки стоил больше, чем Питер со всеми потрохами, но почему-то хотелось, чтобы мистер Старк заметил, что он больше не тот рахитный подросток, которым был в пятнадцать. Он действительно старался на тренировках — и даже, т-с-с, записался на курсы танцев вместе с тетей, но об этом никому не нужно знать, — считая, что данные ему от его мутации силу и ловкость нужно развивать. А если в процессе этого «развития» плечи станут чуть шире, а задница более упругой, хоть это и не самоцель, то это будет приятным бонусом.

Мистер Старк ничего не сказал, когда увидел прикид Питера. Наверно, подумал, что тетя снова затеяла большую стирку и постирала все «висящие мешком», как считали Старк и Мэй, или по размеру, как считал Питер, шмотки, оставив только это обтягивающее безобразие, что сейчас на нем было надето.

— Вы не сказали, насколько парадно я должен одеться, — оправдался Питер в ответ на его взгляд.

— Поверь мне, белым медведям абсолютно все равно, — отмахнулся Старк, и Питер буквально прирос к месту, не сводя глаз с ламборджини и думая о том, что он же не ослышался, правда? Или это совпадение? Не мог же Старк взломать компьютер Питера и влезть в скрытый вишлист? О чем это он, конечно же, мог. И, скорее всего, сделал. А если сделал, то он собирается выполнить все пункты? Вот прямо все-все?

Ладно, Питер был бы не в обиде, если бы в космос они сегодня не полетели. Но все остальное! Остальное это и так как минимум в три раза больше, чем он мог предсказать даже в самых смелых мечтах.

— Я немного потянул запястье, — проинформировал его тем временем Старк, без пояснений продемонстрировав повязку на руке, и обошел машину, прежде чем усесться на место пассажира. Видимо, таким образом он хотел намекнуть, что за рулем сегодня будет Питер.

Полюбовавшись немного головокружительно прекрасными формами и блеском металла, он уселся на место водителя, надеясь, что такая крутая тачка должна быть оснащена, как минимум, автоматической системой управления.

— И куда мы? — уточнил он, положив руки на руль. Тот лег в ладони, будто специально под них был сконструирован. В салоне пахло так непередаваемо приятно, как бывает только в новых дорогих автомобилях: кожей, дезинфицирующей жидкостью, металлом и пластиком. А еще немного — парфюмом мистера Старка, который определенно был придуман именно затем, чтобы хорошо сочетаться с запахами самых офигенных вещей в мире: новых машин, дорогих духов умопомрачительно длинноногих моделей, стейков из мраморной говядины и горячего страстного секса. И если бы он знал, что ночами Питер представлял, как мистер Старк мог бы пахнуть до, во время и после секса, он бы открутил ему голову.

— В аэропорт у базы, — скомандовал тот весело. — Гулять так гулять!

В квинджете, куда Питер забежал, все еще восторженный после поездки на одной из самых дорогих машин в мире — рулить ей стало намного тяжелее, когда мистер Старк об этом сказал — их ждали шесть коробок пиццы, кола и мисс Поттс.

— Тони, я все еще считаю, что это плохая идея, — сказала она и поджала губы.

Питер знал, что после этого жеста Старк был готов на все, чтобы она улыбнулась.

— Да ладно тебе, — хмыкнул он. — Семнадцать в жизни бывает только раз. Я верну Пита тете к ужину.

— Очень на это надеюсь, — она натянуто улыбнулась Питеру: — Поздравляю, мистер Паркер. Ешьте пиццу, а то остынет, — и ушла, напоследок сменив гнев на милость и отправив им воздушный поцелуй.

Пока квинджет их куда-то вез на автопилоте, Питер пытался не смотреть мистеру Старку в глаза. Получалось плохо: стоило поднять взгляд от пола, как он сразу же натыкался на ответный теплый взгляд Старка, которого эта игра, казалось, забавляла.

— У тебя есть вопросы, — тот снова проделал этот трюк с отсутствием вопросительной интонации.

— Вы весь список видели? — выпалил Питер, метнувшись взглядом от пола куда-то к его подбородку и обратно.

— Я думал, ты спросишь про Пеппер, — тихо ответил тот. — Но ок, я видел весь список. Пятница спросила, отправить ли тебе подарок, но в открытом виш-листе у тебя была пицца, сон и спасение мира. Поэтому я… полюбопытствовал.

Питер понимающе кивнул: будь у него возможность заглянуть в секретный вишлист Старка, он бы обязательно так и сделал. А Пеппер… Что можно было спросить про Пеппер? И так было понятно, что у них все хорошо, они помолвлены и все идет к свадьбе. Намного интереснее было узнать, собирается ли Старк выполнять все пункты тайного списка Питера. Потому как там был один пункт, которого тот желал больше всего на свете. И это был вовсе не полет в космос.

— Вы счастливы? — почему-то спросил Питер вместо того, чтобы задать еще один вопрос про список.

Тони буквально на секунду растерялся, непонимающе моргнув, но справился с собой:
— Очень сложный вопрос, карапуз. С одной стороны, странно не лезть в каждую разборку и думать о детях, а с другой… Мне почти пятьдесят, и я, конечно, молод душой, но уже пора подумать о том, чтобы сделать кого-нибудь счастливым.

«Но вы уже делаете таким меня — одним своим существованием», — хотел сказать Питер, но усилием воли не стал этого делать. Ему нравилась Пеппер, но он не понимал, как можно хотеть от человека, которого ты, якобы, любишь, необходимости отказаться от части себя. Мистер Старк как-то рассказывал, что взорвал все свои костюмы и почти полгода послушно сидел дома, пока миру не начала угрожать опасность. Питер мог бы поставить на кон почку, что в голосе Старка, когда он говорил о возвращении в ранг супергероев, можно было ощутить огромную радость по этому поводу. Костюм — это не просто какой-то там высокотехнологичный протез, как писали в газетах с десяток лет назад. Костюм — это его душа. Его защита. Его радость. То, что заставляло его жить дальше, несмотря на панические атаки (у Питера их не было, он не мог представить, как это, но интернет ему на что) и периодические треволнения, в основном связанные с недовольством невесты и конфликтом с друзьями.

— О детях? — удивленно вскинул брови Питер.

— Да, карапуз. Мы с тобой отлично ладим, и я подумал, что неплохо бы иметь существо, которое тебя любит просто за то, что ты есть. Эгоистично, правда?

Питер задохнулся. Мистер Старк хочет ребенка, потому что, подождите-подождите, ОНИ С ПИТЕРОМ ХОРОШО ЛАДЯТ?! Серьезно, какие такие действия Питера позволили ему только подумать, что их отношения хотя бы немного смахивают на отношения отца с сыном?!

И у Старка уже был человек, который любил его просто за то, что тот существует. Вот он, сидит перед ним с куском пиццы с пепперони в руке. Почему его — безусловной, между прочим — любви не хватает? Зачем же ломать себя, пытаясь влезть в рамки, которые Старку давно тесны?

Только подумав про себя слово с частью «пеппер», Питер отбросил от себя этот несчастный кусок, будто тот был чем-то противным и ужасным.

— Что я ему или ей смогу дать? Пеппер права, ребенок это ответственность, а ответственность не для меня, — продолжил мистер Старк и печально улыбнулся: — Чего это я, у тебя день рождения, мы празднуем, а я о грустном.

— Может, сначала заведите собаку? — предложил Питер абсолютно серьезно. — Они тоже любят хозяина за то, что тот есть.

Старк открыл рот, чтобы, очевидно, что-то сказать, но вместо этого рассмеялся.

— Смешная шутка, — все же сказал он и растрепал Питеру волосы. — Спасибо, мне это было нужно. А собака у нас уже есть. То есть, у Пеппер.

Когда они приземлились, Питер растерялся: у него совершенно не было с собой зимней одежды. Они же не собираются тут просто постоять, любуясь белоснежными просторами из-за стекол квинджета? Они же выйдут наружу, правда?

— Закрой глаза, — хитро усмехнувшись, попросил Тони.

Питер послушался, закрывая глаза ладонями, хоть и не понимал, зачем это. Но Тони отдал приказ — Питер послушался. А кто бы не?..

— Просто зажмурься, — по-видимому, его детский жест развеселил Старка. — Опусти руки.

Затаив дыхание, Питер опустил руки по швам и чуть приподнял лицо, в своих мечтах уже получая от мистера Старка поцелуй. А что, тот был в вишлисте, и они, на минуточку, где-то на северном полюсе. Это же значит, что все возможно, да?

Лязгнул металл, и Питер почувствовал, как его со всех сторон обхватывает броня.

Он чуть было, как ребенок, не топнул от обиды: кому нужна, несомненно, крутая, но бесполезная здесь броня? В списке есть пункты и поважнее!

— Как тебе? — иронично поинтересовался Старк, причем непонятно, что он имел в виду: то ли то, как он обломал Питера с поцелуем, то ли его ощущения в броне.

— Потрясно, — ответил тот, решив, что все же второе. — Ощущаю себя вами, мистер Старк.

— Смотри, не привыкни, — хмыкнул тот, дергая за завязки на своем костюме, превращая его в поддоспешник и заставляя Питера сглотнуть набежавшую слюну. По бедру побежала вниз броня, одновременно начиная подниматься вверх по торсу, обхватывая плечи и спину.

Питер видел это не первый раз, но каждый раз чуть ли не кончал в штаны от этого адски горячего зрелища. Тот, кто считает, что это не горячо, просто никогда не видел, как Старк облачается в эту свою наноброню. Питер даже рад, что ему перепал явно более ранний вариант: он бы не выдержал, если бы это великолепие раскатывалось по его телу. Было бы неудобно, да.

— Пообещай мне, — Старк не стал надевать шлем, и его голос ничего не искажало. — Что, если тебе понравится подарок, будешь называть меня «Тони». Хотя бы наедине.

— Х-хорошо, — Питеру пришлось облизать пересохшие губы, чтобы сказать одно это слово. Хорошо, что его лица не было видно под забралом.

— Ладно, пошли.

Они вышли на хрустящий, белый снег, и это было просто великолепно: огромные просторы без единого человека. Снег, лед и никаких посторонних звуков, кроме природных.

— Вау, — протянул Питер, даже не зная, что его больше восхищает: легкость, с которой ему повинуется броня или то, как же нечеловечески, неверибельно красиво вокруг.

— Как насчет звезд? — самодовольно спросил Старк, раскладывая шлем. Через секунду на Питера уже он смотрел через светящиеся стекла забрала.

— Насчет чего? — не понял сразу Питер, но когда его будто бы подбросило вверх и потащило все выше на реактивной тяге, он все понял: все же космос оказался в планах. Понял и завизжал, не в силах себя сдерживать. Космос! Да Нэд сдохнет от зависти! Звезды! Костюм Старка на Питере!

Однозначно, настолько впечатляющего и крышесносного дня рождения у Питера никогда не было!

Восторга добавляло еще и то, что Старк рядом, что он разделяет весь восторг и восхищение Питера тем, что они с огромной скоростью летят на орбиту.

— У нас будет секунд тридцать, так что хорошенько все запомни, — услышал Питер голос Старка в шлеме.

— Тони, — проорал он в ответ, сильно протянув последнюю гласную. — Это лучший в мире подарок.

Тони ничего не ответил, да и не нужно было: они вылетели за пределы атмосферы, и Питер счастливо и бессвязно завизжал, наблюдая голубой шар Земли где-то под ногами, и закрутился вокруг своей оси, пытаясь все рассмотреть в подробностях за отведенные ему тридцать секунд: и планету, и луну, и звезды, и сногсшибательно прекрасного Тони в его идеальной броне рядом.

— Хорошо, карапуз, а сейчас слушай инструкции, как мы с тобой вернемся назад, — протянул тот немного запоздало. Если Питер хоть что-то понимал в инструкциях, то нужно было их давать прямо на Земле, когда они еще не взлетели.

Хоть он и сомневался, они все же вернулись домой, в Нью-Йорк, и Питер даже почти не утомил Тони — как было приятно это говорить даже мысленно — своими восторгами, которые лились из него рекой без малейшего шанса дать что-то сказать другому.

Тони остановил за полквартала до кафе, где Питера ждала тетя Мэй.

— Карапуз, у меня для тебя есть еще один подарок.

Питер замолк и посмотрел на Тони из-под ресниц, не понимая, что тут можно еще подарить. Разве что-то может быть лучше полета в космос в самой настоящей броне Железного человека? В космос! В броне! Очень трудно придумать что-то более сумасшедшее и офигенное одновременно.

Оказалось, что вполне себе можно было: Тони медленно наклонился к лицу Питера, давая ему время передумать, и накрыл его губы своими в нежном поцелуе, одновременно положив руку ему на плечо, чтобы зафиксировать его. Питер же и не думал дергаться, наоборот, ему не хотелось двигаться, ведь могло оказаться, что он шевельнется — и иллюзия, безумный сон, наваждение развеется.

Если бы Питер стоял, то у него подкосились бы ноги, но он сидел, и это было хорошо. Потому что он был ошеломлен настолько, что, когда все закончилось, просто смотрел, широко распахнув глаза, на Тони, снисходительно улыбающегося и явно забавляющегося ситуацией, и думал-думал-думал о том, что язык того только что был у Питера во рту. И это было… круто, потрясно, охрененно, ошеломительно и как все приходящие на ум подобные прилагательные сразу.

После этого Питер, как ужаленный, вылетел из машины, и больше они не виделись вплоть до того дня, когда… все стало по-другому. Конечно, они обменялись парой сообщений содержания «карапуз, все норм? — все отлично, Тони». А что, Питер не собирался возвращать Старку привилегию звать того по имени. Еще чего, разрешил — страдай.

Он тогда еще не знал, что в свои последние минуты… то есть минуты, которые он считал последними, у него язык не повернется назвать Тони по имени.

И теперь, спустя пять лет — его, а не Питера — тот хочет все это обсудить? Он что, серьезно, все это время корил себя, что они тогда не объяснились? Вот дурилка, как говорят в любимом сериале Питера.

— Насчет дня рождения? — тихо отвечает он на приподнятую в ожидании реакции бровь.

— И это тоже, — кивает Тони, и Питеру становится нехорошо. То есть не так нехорошо, как на Титане, но достаточно, чтобы сердце забилось где-то в горле, а ложка, которой он ел хлопья, задрожала в его руке.

— Нечего разговаривать, — говорит Питер. — Я все понял, тебя немного несло, ты заразился моей радостью и на эмоциях… закончил список.

— Но тебе это было важно, — возражает Тони, сверля его взглядом. — Ты мне почти месяц не показывался на глаза. Я, дурак, думал, что ты немного отойдешь и тогда… А «тогда» как-то подзатянулось.

— Давай я тебе приготовлю завтрак? — паникует Питер, вскакивая с места. — Ты же любишь бекон? Все люди любят бекон, ну, кроме веганов. Думаю, даже веганы любят бекон, просто не признаются. Омлет и бекон, как тебе идея? По-моему, отлично?

Вздохнув, Тони поднимается на ноги и, подойдя к нему, хватает за плечи.

— Мне это тоже было важно. Даже не было, важно до сих пор.

Питер замолкает, чувствуя, как его колотит и с ужасом глядя на ладонь Тони на своем плече. Запястье все еще почти такое же широкое — конституцию не изменишь — хоть теперь и костлявое, пальцы же визуально стали длиннее, а у основания большого какое-то пятно. Интересно, откуда оно? Машинное масло? Возрастное? Ожог?

— Точно не хочешь бекон? — Питер не гордится тем, что несет, но все его существо всеми силами сопротивляется этому разговору.

— Блядь, Питер, если бы я хотел завтрак, я бы его уже ел! — отчаянно кричит Тони и встряхивает его. — Поговори со мной! Я совершенно тебя не понимаю после… — он замолкает. Странно сереет с лица и отпускает Питера. Делает шаг назад. Дергается кадык. Сжимаются до белизны губы.

— Что, в чем дело? — Питер уже не паникует, он в истерике. — Тони, что случилось?

— Ничего, карапуз, — Тони улыбается, а взгляд снова такой больной, что по спине бегут неприятные мурашки. — Просто я напридумывал себе чего-то, и все никак не приведу картину мира в порядок.

Питер помогает ему дойти до стула, а сам устраивается рядом, опершись бедром о столешницу. Взгляд цепляется за ключицы. И сдались они ему: с момента, когда он их увидел, вернувшись с Титана, они не выходят у него из головы. Питер все никак не перестает думать о том, какие они трогательные, как будет сладко их целовать, и как хорошо будут смотреться на них засосы. Почему-то последняя мысль ему все чаще приходит в голову, хотя он уверен, что, даже будь у него шанс их оставить, он бы не стал: Тони и так выглядит так, будто ткни его пальцем посильнее — и он переломается пополам. Конечно, это впечатление обманчиво: Тони сильный, он как… бамбук, что ли. Он гнется, но не ломается. В любом виде и весе.

— Ты же смотрел Стар трек, Питер? — спрашивает Тони.

— Конечно, кто его не смотрел, — смущенно бормочет Питер, подбадривающе — он думает, что подбадривающе — улыбаясь.

— Помнишь, у них там есть такая штука как транспортаторы? И этот, как его, доктор их все боялся?

— Маккой, да, — Питер немного теряется от перемены темы. То есть Тони про Стар трек можно говорить вместо важных вещей, а Питеру, получается, про бекон нельзя? Разве это справедливо?

— Знаешь, когда мы с Пимом поняли, что на перемещение по пространственно-временной сети уйдет попросту огромное количество энергии, мы поняли, что для начала нужно доработать броню. Что резервуара для наночастиц недостаточно: они должны быть у меня в крови. Они должны достраивать броню из молекул окружающего мира, потому что я не протащу на себе столько металла, даже если это будут суперпрочные сплавы под антигравитационными полями. Ведь антигравитационные поля не меняют массу, только вес. И, честно говоря, мы это не предусмотрели… Да ладно, я даже не подозревал, что, если вокруг меня будет вакуум, то наноботы начнут экстренно закрывать дыры в броне, спасая мою жизнь, но используя для этого мое же тело. Не то, чтобы я не в обиде, Пит, но все это, — он обводит себя рукой, — совершенно мне непривычно, а тут еще ты со своей реакцией…

— Прости, — Питер, стыдясь того, как отнесся к изменениям во внешнем виде Тони, опускает взгляд. — Мне кажется, тебе даже идет, — выпаливает он, пока тот ничего не успел сказать.

— Да ты смотришь на меня, будто я умираю, думаешь, я не вижу? Думаешь, не знаю, что ты запросил у Пятницы данные, как я ем и сплю, и не пью ли. Я взрослый человек, Питер, не нужно на меня смотреть, как Пеппер смотрит на Пита, когда тот болеет! Не нужно выглядеть так, будто ты хочешь меня взять на ручки и укачать, как младенца! Ты — не мамочка, Питер! Все пытаешься меня накормить, поддержать, будто я сейчас рассыплюсь! — возмущается тот. — Ты таким не был! Всегда именно я о тебе заботился, а сейчас это делаешь ты, и я не могу никак к этому привыкнуть, и это ужасно, но мне кажется…

Он снова замолкает, и это уже начинает напрягать Питера.

— Что тебе кажется? — тихо переспрашивает он и очень хочет взять Тони за руку, но боится, что тот воспримет это как очередную попытку позаботиться.

— Знаешь, вернемся к транспортаторам, — выдыхает Тони, и это уже не смешно. — Тело разбирается на молекулы и собирается из созданных на месте выгрузки идентичных молекул в одно целое. Но это не одно и то же тело, паучок. Это тело, идентичное тому, которое отправлялось с корабля. Прошло мгновение, оно все так же живет и мыслит, в нем продолжаются те же процессы, оно скопировано с абсолютной точностью, но одно и то же это тело?

— Что-то типа парадокса Тесея? — хмурится Питер. — Я о таком читал. Для соревнований.

— И что думаешь? — с горечью интересуется Тони, складывая на груди руки в защитном жесте.

Питер понимает, к чему тот ведет, и ему страшно. Он не хочет, чтобы Тони продолжал об этом думать. Он не хочет, что бы Тони считал, что к нему вернулся не тот Питер. Что произошедшее с ним как-то на него повлияло.

— Я думаю, что чувствую себя тем же, что и вчера, что и неделю назад, — Питер пожимает плечами. — Что же до того, что я хочу тебя носить на руках, я и раньше хотел. И пять, и семь лет назад, при нашем знакомстве. Но тогда у меня получалось сдерживать себя, а сейчас у меня внутри столько переживаний за тебя, что мне кажется, меня скоро разорвет! Я не могу это держать в себе, но я постараюсь, честно! — он все же взял Тони за руку и осторожно — все никак не может избавится от ощущения «хрустальности» Тони — сжал.

Не может же быть, чтобы тот его не понял. Питер не поменялся, просто есть вещи, о которых он предпочитал молчать, чтобы не портить жизнь и себе, и Тони. Например, что тот злосчастный поцелуй в секретном списке был не просто так. Что, если по правде, он там был первым пунктом, а уж потом Питер дописал еще несколько, чтобы этот пункт его не смущал, будучи первым и единственным в списке несбыточных мечт.

— Понимаешь, это очень сложно, сдерживать свои чувства, когда тебе, не метафорически, а вполне себе физически, дали второй шанс, — поясняет Питер, молясь, чтобы Тони воспринял его слова именно с тем смыслом, что он туда и вкладывал. — Дал не какой-то там бог или другая эфемерная сущность, а кто-то реальный, из плоти и крови. И, когда обнаруживаешь, что этой самой плоти и крови не то чтобы много осталось, внутри возникает такое странное желание… сохранить, что ли. А то вдруг ты реально усохнешь и… испаришься. Глупо, я знаю.

— О, какие мы слова знаем, — фыркает Тони насмешливо. — Да ты философ.

— Не переводи тему, — Питер ощущает, как они оба напряжены, будто еще секунда или две — и разразится гроза. — Ты сказал, что тебе важен тот поцелуй, я говорю, что люблю тебя. Любил с первого мгновения, когда тебя увидел. И, раз ты считаешь, что я не тот Питер, которого ты помнишь, то ты ошибаешься, и тебе придется теперь жить с этим знанием!

— Да я как-то догадался, паучок, — Тони вскакивает на ноги и уходит к окну, где останавливается, делая вид, что рассматривает одну из тренировочных площадок, на которую выходят окна этого крыла. — Но ты же в курсе, что пятьдесят четыре не самый тот возраст, чтобы заводить себе карманного влюбленного мальчика?

— Но ты же тогда не просто так меня поцеловал? — Питер подходит и становится на полшага сзади, стараясь не коситься на цепочку выступающих позвонков на спине и еще больший изгиб поясницы, чем может быть у живого человека.

— Возможно, — Тони растирает лицо ладонями и оглядывается на Питера. — Это было давно, и я сто раз пожалел об этом.

— А сейчас? — Питер сглатывает и уже неприкрыто пялится на профиль Тони в льющемся из окна солнечном свете. Тот похож на святого, и Питера даже немного подташнивает от слащавого пафоса собственных мыслей. — Сейчас жалеешь?

— Сейчас нет, паучок, — Тони позволяет обнять себя со спины, и, как Питер может видеть в их отражении в стекле, улыбается.

Они стоят так несколько минут, думая каждый о своем. Или, может быть, об одном и том же. Это приятное молчание: Питеру больше не кажется, что между ними сейчас начнут бить молнии.

— Я тут подумал, что мы могли бы начать с того, что закажем пиццу и посмотрим какой-нибудь фильм из тех, которые ты так любишь, — нарушил тишину Тони. — И ты будешь мне рассказывать эти все ненужные подробности о том, кто из актеров кого разыграл на съемочной площадке, что было написано в исходном сценарии и что из показанного импровизация, и пояснять мне непонятные моменты, потому что их раскрыли в комиксах, которые я не читал, и…

— В общем, буду самим собой, — смеется Питер, прерывая его.

— Именно! — тоже смеется Тони, накрывая его ладонь у себя на животе своей.

Питер хочет, чтобы этот момент не заканчивался: ему так хорошо стоять, устроившись подбородком на худом плече Тони, и обнимать его поперек живота, и вдыхать запах того самого парфюма, созданного для того, чтобы смешиваться с запахами разгоряченного металла, секса и дальше по списку. Впервые с момента, когда он увидел тот несчастный бублик в небе, Питеру спокойно. Тони, кажется, тоже немного попустило: его не потряхивает больше, как пять минут назад, и он не стремится вырваться из все еще излишне бережных объятий.

— Давай, надо же тебе, если что, чтоб было чем наноботов кормить, — с получившимся излишне горьким смешком соглашается Питер. — Только пиццу, чур, не с пепперони!

Конец.

*- 17 лет (если прочитав мои фики кто-то еще не знает) возраст согласия в Нью-Йорке. Тони, конечно, иронизирует насчет учительниц, тем в любом случае нельзя спать с учениками, но чисто законодательно Питер мог бы попробовать)

Очень приблизительная визуализация, и просто милая фоточка для привлечения внимания. Котенок ни при чем)